↑
Цвет глаз
Синие глаза
- Федор Сологуб. Заэфирные мечты: Легенда
- Александр Блок. Незнакомка
- Константин Подревский. «Пой, забавляйся, приятель Филибер…»
Отрок с синими очами
В синем небе тонет взором
И любуется звездами,
Их серебряным узором.
Вот Батыева дорога
Забелелась, запылилась.
Вот из Божьего чертога
Чья-то душенька скатилась...
А под небом, под широким,
Вся полна и тьмой, и тайной,
Спит долина сном глубоким,
Но в печали неслучайной.
Робко, робко над рекою
Подымаются туманы
И ползучею толпою
Пробираются в поляны.
Перед лесом тени гуще,
Лес и влажен, и дремотен, —
Страх глядит из тёмной кущи,
Нелюдим и безотчётен.
К старику отцу подходит
Отрок, тайнами разнежен,
И про небо речь заводит:
«Океан миров безбрежен.
Где-нибудь в пространствах света,
За безмерным отдаленьем,
Есть такая же планета,
И с таким же населеньем.
Так же в небе зори пышат,
Так же розы расцветают,
Так же люди мыслят, дышат,
Так же видят и мечтают.
Так же юноши порою
Устремляют в небо взоры
И любуются красою
Звёздной ночи иль авроры.
И в мечтаньях созерцанья
В их умах, наивно-мирных,
Созидаются сказанья
О пространствах заэфирных,
И несутся по вселенной,
В невесомом море, волны
Тех мечтаний, сокровенной
Тайной девственною полны.
Облит этими волнами,
Я обласкан их приветом.
Вот звезда горит над нами
Трепетно-зелёным цветом.
Это — солнце, — и с землёю.
И на той земле мечтает
Кто-то близкий мне душою,
К нам он взоры подымает,
Мерит синими очами
Нескончаемые дали,
И утешено мечтами
Сердце, полное печали.
Он иную землю видит,
Ту, где счастье ярко блещет,
Где могучий не обидит,
Где бессильный не трепещет,
Где завистливой решёткой
Пир богатых не охвачен.
Где клеймом недоли кроткий
Навсегда не обозначен».
Побледнеют звёзды, станут
Расточаться чары ночи,
И с тоской пугливой глянут
Разметавшиеся очи...
Снова жизни чёрствой, бледной
Те же грустные картины,
Те ж лохмотья доли бедной,
Те ж стыдливые кручины.
1894
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздаётся детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздаётся женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моём стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушён.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Её упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за тёмную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чьё-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склонённые
В моём качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
24 апреля 1906, Озерки
Константин Подревский
* * *
Пой, забавляйся, приятель Филибер,
Здесь, в Алжире, словно в снах,
Темные люди, похожи на химер,
В ярких фесках и чалмах.
В дымном трактире невольно загрустишь
Над письмом любимой той.
Сердце забьется, и вспомнишь ты Париж,
И напев страны родной:
В путь, в путь,
кончен день забав,
в поход пора.
Целься в грудь,
маленький зуав,
кричи «ура»!
Много дней,
веря в чудеса,
Сюзанна ждет.
У ней
синие глаза
и алый рот.
В плясках звенящих запястьями гетер,
В зное смуглой красоты
Ты позабудешь, приятель Филибер,
Все, что раньше помнил ты.
За поцелуи заплатишь ты вином,
И, от страсти побледнев,
Ты не услышишь, как где-то за окном
Прозвучит родной напев:
В путь, в путь…
Темная кожа, гортанный звук речей
Промелькнуть во сне спешат.
Ласки Фатимы <и> блеск ее очей —
И внезапный взмах ножа.
В темном подвале рассвет уныл и сер,
Все забыто — боль и гнев.
Больше не слышит приятель Филибер,
Как звучит родной напев:
В путь, в путь…
<1920-е>
|
