Сыкун Ту. Поэма о поэте. Перевод В. М. Алексеева
- Сыкун Ту — китайский поэт династии Тан.
- Поэма о поэте.
- 24 стихотворения.
- Другие названия: Категории поэтических произведений. Категории стихов. Стансы.
- кит. Ши пинь (詩 品).
- Перевод В. М. Алексеева
- Источник:
- Другой перевод того же переводчика:
- Алексеев В. М. Китайская поэма о поэте. Стансы Сыкун Ту: Перевод и исследование. П., 1916.
- Алексеев В. М. Китайская поэма о поэте. Стансы Сыкун Ту (837-908): Перевод и исследование (с прил. кит. текстов). М.: Вост. лит., 2008. - 701, [1] л. портр. (Классики отечественного востоковедения) (Памятники отечественной науки. XX век). ISBN 978-5-02-018503-6.
- См. тж. перевод С. П. Боброва.
<Текст>
Станс 1
Мощь, муть вековая
Великое Действие внешне нестойко;
А Истинно-Сущным я полон внутри.
Обратно от Полого к Мути иду я,
Коплю в себе силу, и в ней моя мощь!
Во мне вся природа — в своих миллионах!..
Я рвусь поперек Величайших Пустот.
Несметно-огромные жирные тучи..
Свободная, дикая, долгая буря.
Умчусь за пределы живого и формы,
Чтоб вдруг ухватить Середину Кольца.
Я оное буду хранить без усилий,
И к оному зов бесконечен во мне. (*)
Станс 2
Пустотно-простое и пресное нечто
Жизнь опростела в безмолвии полном,
Тайны Пружины постичь не дано.
Оное я напою Сверхгармонией…
Аист один –вот я с ним и лечу!
Оному образ дам доброго ветра;
Ласков и мил он в одежде моей.
Вижу, где звучен стал стройный бамбук мой..
Мыслю: красавец! Возьму… увезу!..
Оное я не встречаю всей глубью…
Ближе к нему, все бледнее оно…
Пусть ему форму и сходство найду я,
Крепко схвачу… но оно убежит.
Станс 3
И тонко, и пышно
Как пестра, вся в цветах, протекает река!
Как пышна, разрослась во все дали весна!
Как здесь скромно и мирно в ущелье глубоком!
Иногда лишь здесь виден чудесный поэт.
Бирюзовые персики полнят деревья,
Здесь и ветер, и солнце, и берег реки.
Тени ивы в извивах дороги лежат,
Льются иволги, в близком соседстве совместном.
Подчиню себе оное – вовсе уйдет;
Распознаю я оное – к правде приближусь.
И как будто беру недоявленное,
Вместе с древним былым стану новым опять.
Станс 4
Погружён, устремлён
Зеленые ели и дом на безлюдье,
И солнце заходит, и воздух здесь чист.
Я шапку снимаю, шагаю один,
Порою я слышу какую-то птицу.
«ни лебедь, ни гусь» сюда не долетают.
Ведь он, дорогой мой, далёко ушёл!
Предмет моих дум, но далек от меня он,
Такой же, как был он сквозь всю мою жизнь.
В морском дуновенье лазурные тучки…
Над мелью ночною сияет луна.
Как будто прекрасное слово имею:
Большая река вдруг легла предо мной.
Станс 5
Высоко-старинное, древнее
Человек неземной силой Дао объят.
Он в руке своей держит цветок – ненюфар.
И плывёт по безбрежным тем кальпам времен;
В тьме и мраке глубин: след его – пустота.
Вот выходит луна от Ковша на восток,
Ветерок ей вослед так приятнее и мил!
Величайший Хуа ночью весь в бирюзе,
Человек слышит звон чистых колоколов.
Сердце ёмкое в дух устремлю простоты,
И теперь прочь долой все границы-межи!
Хуан с Таном живут в одинокой душе,
Как особо-отдельный мой предок в веках.
Станс 6
Классически строго и тонко
В яшмовый чайник купил я «весны»,
Сел наслаждаться дождем в шалаше я…
В креслах кругом превосходные люди,
Слева и справа – высокий бамбук.
Белые тучи. Яснеет погода.
Скрытые птицы друг к дружке летят.
В тени зеленой дал лютне уснуть я.
Сверху над нею летит водопад.
Цвет опадает в безмолвии полном…
Пресен я, как хризантема пресна.
В сем опишу я цветенье природы:
Речь мою, что же, пожалуй, читай!
Станс 7
И мою, и плавлю
Подобно породе, нам золото давшей,
Подобно свинцу, что дает серебро,
Душою пройду через плавильный горн я…
Мне очень милы эти камешки Цзы.
В сквозящем затоне весна налита,
И древнее зеркало дух отразило.
Освоив простое, и чистым богатый,
На лунном сиянье к святому иду.
И вот, я гляжу на светила, созвездья;
И вот я пою про укрытых людей!
Текущие воды – то дни моей жизни;
Сиянье луны – предрожденная плоть.
Станс 8
Крепость и сила
Я свой гений веду, словно вкруг пустота;
И свой дух я веду – словно радуга он.
Горы У… В их ущельях на тысячи сюнь
Тучи шествуют там, бури слиты в одно.
Пью святое в себе, крепость сильную ем
И, простое копя, середины держусь.
Я сравню эту мощь с «силу движущим», им…
И о ней говорю: «Я храню в себе мощь».
С небом, вместе с землей, установлен, стою:
К превращеньям божественным я приобщен.
Ожидаю его я в том сущном ядре;
Им воспользуюсь я до конца своего.
Станс 9
Узорная прелесть
Гений хранит мой богатство и знатность,
Золотом жёлтым я пренебрегу.
Тучное кончится тощим, наверно;
Пресно-простое – в нем часто вся глубь.
Клочья тумана – где берег реки,
Рдеют, краснеют в лесах абрикосы.
Светом луны дом роскошный одет;
Мост расписной – весь в тенях он лазурных.
Кубки из золота полны вином,
Гость-сотрапезник бряцает на лютне.
Это приемлю я, самодовлея,
Думы прекрасные – полностью здесь!
Станс 10
Самосущное нечто
Нагнусь, подберу – и как раз то, что надо!
Не буду заимствоваться у других.
Я с Дао совместно путь всюду направлю,
Рукой прикасаясь, весну сотворю.
Как будто смотрю в обновившийся год.
В сверхистине данное не отберут.
Усильем добытое сразу нищает.
Отшельник-поэт на пустынной горе
Идет чрез воду и лилии рвет в ней.
Вот так! Да, вот так прозреваю всем чувством.
Вдали там, вдали там Небесный Станок!
Станс 11
Свобода героя
Созерцая жизнь мира без всяких запретов,
Проглочу, изрыгну величайший простор.
Я от Дао-начал верну к себе дух,
И в неистовстве буду теперь пребывать я.
Словно волны-валы ветер в небе взвивает,
В синеве-бирюзе седи моря скала.
Сверхъестественных сил полон весь, наводнен я…
Миллионами тварь где-то сбоку живет.
Пред себя призову три светила небесных,
За собой увлеку птицу Фэн и Хуан.
Поутру погоню всю шестерку чудовищ
И помчусь ноги мыть под восточный Фусан.
Станс 12
То, что не выражено, что таится во мне
Даже ни звука в строку не поставив,
Дух его, волны исчерпать могу.
Слово меня не касается вовсе;
Выглядит, будто мне горя не снесть!
Значит, есть Истинный Некий Владыка,
Вместе с которым – на дно и наверх.
Словно цедить полносочные вина…
В пору цветенья вдруг осень пришла!
Долгая, долгая пыль в пустоте,
Быстро-внезапная пена на море…
Мелко ль, глубоко ли, копятся, тают ли:
В сборе – мильоны, в распаде – одно!
Станс 13
В духовном ядре
Желаю возврата его беспредельно:
С моим ожиданием вместе придет!
Вот светится рябь над бездонной водою,
Вот чудный цветочек: в зародыше он.
Зеленой весною такой попугай….
Средь ив громоздятся террасы и башни.
В лазурные горы приходит поэт,
И чистым вином наполняются чарки.
Дух жизни уходит тогда далеко:
Он мертвого пепла совсем не коснется.
Чудесно творится тогда самосущность,
И кто будет тот, кто был скроен с ней в лад?
Станс 14
Плотно-тончайшее
Это значит, что есть сверхъестественный след,
Но его нам как будто нельзя и дознаться.
Уж готовы родиться и форма, и мысль,
Но Создатель их Смен в непостижность ушел уж…
Протекает вода, и цветы распустились,
В чистых каплях роса не просохла ещё.
Так дороги влажны отдалённейшие;
Так в незримой стезе я медлительнее.
В речи поэта прорыва нельзя допускать,
Мысли тоже не надо упорно-наивной.
Это как бы на фоне зеленом весны;
Иль сиянье луны в час, снежащий зимою.
Станс 15
Небрежение всем, опрощенность во всем
Только одно: чем в душе своей жив я!
В истинном черпаю: удержу нет.
Что подберу себе, тем самобогат я,
С тем, что естественно, совпаду.
Хижину строю себе под сосною,
Шапку долой, пробегаю стихи.
Только и знаю: вот утро, вот вечер,
Но различать я не стану часов.
Если все это – как раз то, что надо,
Разве мне нужно роль в жизни играть?
Если же речь о небесной свободе,
В этом примерно достигну её.
Станс 16
Чистейшее, чудное
Как томны, как нежны стада этих сосен!
Под ними течет и рябится вода.
Прояснившим снегом полны стали мели,
У берега речки – рыбачья ладья.
Приемлемый мною – что ценная яшма.
Бреду в деревяшках, ищу, где он скрыт.
Иду да иду, или встану да встану..
Пустынно в лазури – она без конца!
Уходит мой дух к старине необычной.
Преснее… Я с ним не могу совладать.
Подобно все это восходу светила,
Подобно осеннему в воздухе то.
Станс 17
В изгибах-извивах
Восхожу на тот самый Великий Тайхан.
В бирюзе закружусь по Бараньим Кишкам,
Там незримая мгла свою яшму струит,
Долго-долго стоит там цветов аромат.
Так с течением времени силы растут;
Так звучит это в дудке у цян-дикаря.
То как будто ушел, — глядь, обратно пришел,
То как будто под спудом, — ан нет, не заглох!
Так разводы в реке вьются, резко крутясь;
Птица Пэн мчит бураном и вихрем кружит.
Дао-правда не будет себя оформлять:
С этим вместе оно то в кругу, то в углах.
Станс 18
Подлинно-сущная стать
Слово возьму я прямое весьма,
Мысли задумаю не из глубоких.
Вдруг мне навстречу отшельник-поэт;
Как бы взираю в даосскую душу.
Чистый ручей и извивы его.
Тень от сосны изумрудно-зеленой.
Гости: один мне приносит дрова,
Слушает лютню другой в это время.
То, что душою-нутром достижимо,
Прямо чарует, себя не ища.
Встречу его я от самого неба,
Звук его – сверхредкий гудок.
Станс 19
В скорбном экстазе
Большой ураган крути воды речные,
Лесные деревья ломаются им.
Горька моя мысль, горька словно смерть,
Покоя призываю – покой не приходит…
Сто лет нашей жизни подобны струе,
Богатство, почет – что пепел холодный!
Великое Дао все время уходит..
Как быть человеку, в ком гений и мощь?
И муж величавый – рука на мече –
Исполнен печали без края, предела.
Сё-сё да сё-сё – опадают деревья,
И дождик стекает в сереющий мох.
Станс 20
Даю образ и лик
Устремляюсь всецело в духовно-простое,
Тотчас отойду к светло-истинному.
Это – вроде искания бликов в воде,
Это – как бы писать лучезарные вёсны.
Так ветровые тучи меняют свой вид,
И цветы, и трава – в жизнеполном ядре.
Или это валы, воны, воды морей,
И гряды, и хребты горной цепи вокруг.
Это все уподоблю Великому Дао,
Я чарующе слит с ним, «простертым во прах»!
От вещей отойти, их подобие взяв,
Может он лишь, пожалуй, тот самый поэт!
Станс 21
Потустороннее проникновение
Это – не чудо какого-то бога,
Это – не тайна природы вещей.
Это как будто на туче белейшей
В ветре чистейшем с ней вместе уплыть.
Издали к зову как будто приходит,
Только приблизься к нему – уж не то.
Есть во мне доля хоть малая Дао,
С миром в конце концов я разобщусь.
Хаос гористый… Гиганты-деревья…
Мох бирюзовый в душистом луче.
Громко воспеть это или помыслить, —
Звук его редок – слабеет в ушах.
Станс 22
В лёте парю
Отдельно, особо… Готов уходить я…
Высоко и гордо… Не в стае других!
Журавль пребывает на Хоу-горе,
Иль туча Хуа, с его самой вершины…
Высокая личность видна на картине:
Прекрасно лицо и полно мировым.
Так едут на ветре осенние листья,
Плыву в безграничность куда-то туда.
И мнится: то будто его не ухватишь;
То будто сейчас будет слышно о нем.
Познавший вот это, его уже принял,
А ждать его значит все дальше отстать.
Станс 23
Широта достижений
Наша жизнь – это возраст на сто, скажем, лет;
Отстоят же края её в общем насколько?
И веселье и радость, увы, коротки,
А печалей-скорбей – их воистину много»
Что сравнится, скажите мне, с чаркой вина
В ежедневной прогулке ко мглистым плющам?
Накрывают цветы мой пырейный шалаш…
Редкий дождик идет тут же мио меня.
Наливанью вина раз наступит конец,
Опираясь на ствол ли, иду и пою.
Станем прошлым все мы, таков наш удел…
Горя Южные в выси, да – в выси ушли!
Станс 24
Текуче-подвижное
Словно берущие воду колеса;
Словно катящийся шариком перл.
Впрочем, как можно словами сказать это?
Форма наемная – глупым в удел.
Страшно огромная ось у земли!
Страшно далекий тот стержень небесный!
Что ж? Добиваться конца этой оси?
Или совпасть с частью стержня того?
Вверх, через все! К духам, светам небесным!
Вспять и обратно, — ко тьме и нулю!
Тысячи лет то туда, то назад:
Это вот я и подразумеваю!
<Комментарий>
(*)Это значит в свободном изложении (как и дальше) следующее.
Поэт — это весь мир, вся вселенная, целостное мироздание, с его предвечной материей и такою же энергией. Его душа полна всем истинно сущным, как великий хаос, предшествовавший оформлению жизни, особенно в ее виде все ограничивающего и всеогранпченыого (по учению Лао-цзы) человечка и его так называемого человеческого начала. Эта сверхистинная суть вещей живет в нем полностью, рождая великую энергию жизни, всегда нестойкую и всегда уходящую от своего закрепления в какие-то формы. Поэт весь проникнут сознанием, идущим от великого дао, внемирно-мирового пути, и влекущим его прочь от земли к идеальным пустотам небес, где великий хаос человеком еще не тронут и где поэт может накопить в себе всю свою внутреннюю энергию и мощь. Наполненный мировою жизнью и устремленный в высшие пустоты небес, врезаясь в них своим натиском, поэт напоминает то слоистые груды туч, то безудержный ветер великой бури. Став теперь по ту сторону всех форм и символов земли, поэт, весь полный видений великого мистика, философа и поэта древности (IV в. до н. э.) Чжуан-цзы, врывается в самый центр мирового кольца. Он уже не человек, а сверхчеловек и сверхпоэт. Ему уже но нужны никакие усилия, чтобы сохранить в себе добытое наитие: ни ученость, ни эрудиция, ни регулярные упражнения поэтической братии, старающейся держать себя на какой-то высоте. Нет, ему нужна бесконечность, которая позволит ему хранить в себе добытое мировое вдохновение и мироощущение, хранить в бесконечном объеме, который не слабеет и не снижается. Таков настоящий поэт, сверхпоэт. Такова и вселенная, жизнь которой служит прообразом и ему, и его поэзии.
|
